Провинция в плену суфизма

В этот день нас начала сопровождать полиция. Когда после завтрака мы вышли из отеля, машина уже стояла. Под присмотром мы находились до самого Лахора, рассказ о котором будет ещё не скоро, частично в Пешаваре и других местах. Сопровождали как на автомагистралях, так и во время перемещений по городам. Когда осматривали достопримечательности, к нам присоединялись двое бойцов. Было необычно, очень даже. Нас двое, и мы даём работу гиду, водителю, ещё одному сопровождающему из турбюро, плюс четырём стражам закона. Власть полиции и армии в Пакистане безгранична и безусловна. Они имеют право на всё и не зачитывают ваши права. Шокировала разница в подходе. С иностранными туристами шерифы крайне вежливы, улыбчивы. «Хау ду ю ду, сэр… мэм…». При разговоре с местными, и пусть он наш гид, переходили на пренебрежительно-высокомерную ноту. Когда я спросил гида, какие слова он постоянно повторяет в разговоре, у меня получились русские аналоги типа «Хорошо, слушаюсь Ваше превосходительство».

Чёткая организация удивила. Сопровождающие машины менялись по трассе через 20 км, при этом мы не останавливались. Одна уходит на обочину, откуда выезжает другая, и так этапами. Они знали номер гида, постоянно звонили, где и что мы будем смотреть и на сколько, нужна ли нам остановка, и так далее. Иногда на полицейских можно было прочитать какую-то форму. Иногда же они мало чем отличались от моджахедов, перемотанные платками и автоматными рожками с изолентой.

Ладно, едем, смотрим по сторонам. Кирпичный заводик. Таких в Пакистане 200 000, как я прочитал. Около четверти населения Пакистана находится за чертой бедности. Чтобы свести концы с концами, многим приходится брать у таких владельцев заводов по производству кирпича кредиты под грабительские проценты. Вернуть деньги заёмщики, как правило, не в состоянии, и потому вынуждены работать в уплату долга на этих заводах, получая при этом мизерную оплату, которая никогда не погасит постоянно растущую сумму кредита. Эта практика, по сути являющаяся современной формой рабства, была запрещена в Пакистане ещё в 1992 году, однако миллионы жителей страны до сих пор вовлечены в кабальный труд. В случае смерти рабочего члены его семьи, в том числе дети, вынуждены отрабатывать долг. Так в рабство попадают все новые и новые поколения. Вот и возятся они в этой глине, перетаскивают огненный шлак. Самое современное в этих заводах — труба, и та конструктивно была выдумана, я думаю, пару тысяч лет назад. А обжиг происходит доисторическим траншейным способом — глинянные заготовки выкладываются штабелями и засыпаются горящими углями. Я не специалист, может и технология называется по-другому, но принцип я понял так.

Дорога по большей части скучная, но иногда попадаются живописные кадры, связанные с водоёмами или кусками скал.

Итак, следующая сотня километров за нами, мы приехали в город Севан-Шариф, расположенный на западном берегу реки Инд в 130 километрах к северо-западу от Хайдарабада.

Город известен тем, что является домом одной из самых важных суфийских святынь Пакистана, мемориала Лал Шахбаза Каландара. Севан является одним из самых значительных духовных центров Пакистана, наряду с другими почитаемыми святынями, такими как гробница Абдуллы Шаха Гази в Карачи, комплекс Дата Дурбар в Лахоре, Бари Имам в Нурпур Шехане недалеко от Исламабада и великолепные гробницы суфиев Сухраварди в Мултане.

Севан-Шариф является одним из древнейших мест в Синде. Древний город Синдомана был столицей королевства Самбоса, которое было побеждено Александром Македонским в 326 году до н. э. Город был завоёван Мухаммедом бин Касимом в 711 году, а три столетия спустя Махмудом Газневи в 1026 году. За свою долгую историю видел много правителей, включая могольского императора Акбара.

Полиция сопровождения оставила нас недалеко от старого центра, путь до святилища расчищали местные стражи порядка. Было откровенно даже неудобно. Эти два «инспектора» привели наш минибус к самым воротам святилища, буквально отбрасывая по пути прохожих и заставляя владельцев мобильных киосков откатываться в стороны со своим товаром.

Святилище Лал Шахбаза Каландара было построено Фероз Шахом Туглаком в 1356 году, расширено Мирзой Джани Бегом и его сыном Мирзой Гази Бегом из династии Тархан.

Отделка ворот из чистого серебра, балюстрада вокруг гробницы и верх купола были подарены Мир Карамом Али из династии Талпур.

Позже святилище было украшено синдхской «плиткой каши», зеркалами, а позолоченная дверь была установлена ​​покойным премьер-министром Пакистана Зульфикаром Али Бхутто.

Святилище также считается главным местом встречи малангов и каландаров — приверженцев особого суфийского ордена, вдохновлённого учениями Лала Шахбаза Каландара.

Пытаясь всё же разобраться в этом ответвлении религии, я понял о суффизме очень мало. И всё же. Суфизм, широкий термин для мистических толкований ислама, по своей природе не является структурированной теологией. Конечно, в суфизме есть святые и «ордена» святости, но по определению эта глубоко духовная, даже эзотерическая сфера является вопросом невидимой, а не осязаемой мирской структуры. Таким образом, у суфизма нет определённого дома — там, где у католицизма есть Ватикан, а у ислама есть Мекка. Центр суфизма, по их философии, находится где-то между сердцами верующих и небесами наверху. Однако если бы пришлось описать место, в котором нити суфизма, казалось бы, сходится на Земле, этим местом мог бы быть Севан-Шариф.

С другой стороны, суфизм опирается на индивидуальную интерпретацию, поэтому можно быть приверженцем суфизма, никогда не слышав о Севан-Шарифе. Однако именно в Севан-Шарифе физическая практика суфизма наиболее ощутима, наиболее наглядно видна. О жизни Лал Шахбаза Каландара известно много, он был потомком арабов и родился в Афганистане в 1177 году, примерно в то же время, когда знаменитый поэт Руми писал свои стихи в соседней Персии. Каландар посвятил свою жизнь изучению и преподаванию ислама и попал под влияние суфизма после своего визита в Мултан, где он встретил практически всех суфийских святых того времени, в Мултан мы ещё приедем. Этот период ознаменовал расцвет суфийского мировоззрения, мысли, философии и учения; своего рода золотая эра для традиции.

Считается, что Шахбаз Каландар совершил несколько чудес в своё время. Среди них история о том, что когда его давний последователь, Бодла Бахар, был жестоко убит и расчленён. Шахбаз Каландар воссоединил части его тела, и Бахар воскрес, чтобы присоединиться к нему в дальнейшей жизни. Бодла Бахар провёл свою оставшуюся жизнь в смиренной преданности, подметая пол гробницы Шахбаза Каландара своей длинной бородой, которую он отказывался подстригать. Ну что ж, разными сказками полны и христианские, и индуистские, и буддийские святыни.

До Севан-Шарифа нелегко добраться — он находится в стороне от главного шоссе Лахор — Карачи, и сюда ходит не так много транспорта. Но я больше нигде не видел столько верующих в один день, а что здесь делается в праздники!

Город процветает за счёт бизнеса верующих — каждый магазин на базаре так или иначе посвящён служению паломникам, будь то продажа цветочных гирлянд для украшения святыни, колец и драгоценных камней для благословения или дешёвой еды для прибывающих паломников.

Именно эта изоляция и преданность делают Севан-Шариф особенным — в этом городе в полупустыне, который существует только для служения святому и его памяти, есть что-то аскетическое, немного потустороннее. Это почти как лагерь людей, изгнанных из общества и реальности, которые все вместе ждут, когда произойдёт что-то чудесное или волшебное — и в зависимости от их точки зрения, иногда это, наверное, происходит.

Когда уже собирались отъехать, появился местный сумасшедший. В любой религии, наверное, найдёшь пару таких около каждой святыни. Сначала на отличном Инглиш вполне здраво рассуждал о далёких галактиках, квазарах и сверхновых, но потом вдруг начал наскакивать на нас с криком «Ай лайк ит», кого, где и почём не было понятно. Полицейские довольно грубо его отбросили. Но через 100 метров он внезапно появился перед нашим минибусом и «облил» ведром какого-то белого порошка. Нам-то что, а вот водитель долго стекло чистил. Кое-что проникло и в салон. Мизинцем я попробовал на зуб, как Траволта у Тарантино, но оказалось без вкуса и без эффекта.

Ладно, едем дальше, следующих сто километров. Снова провинциальная жизнь на обочине.

В Пакистане нет чёткого правила одежды для женщин, встретишь все виды, начиная от небрежно наброшенного платка. А это крайний, самый строгий противоположный вариант. В основном скрывает беженцев из Афганистана.

Здесь впервые мы увидели массовое использование верблюдов в качестве тягловой силы.

Пейзажи в основном сельскохозяйственные. Это места, где выращивается рис. Видны поля, где его только убрали.

Где залили водой и где рис «зазеленел»

А заправки вполне цивилизованные, не особо отличаются от европейских. Правда, обслуги на них больше, чем водителей.

Переночевали в городке Ларкана.

Утром — снова в путь. Местные спешат присоединиться к сборщикам риса.

Обрабатывают его прямо на обочине. Старым, даже не дедовским, а каким-то мифологическим способом.

Да, это тот самый рис басмати, самый лучший и вкусный в мире. Потом он просто подметается с асфальта (конечно, впоследствие очищается).

Весь мелкий транспорт свозит его в мешках разного цвета и объёма.

А вот рис уже укладывается в складские штабеля.

На кое-каких повозках замечаешь и хлопок, эта культура тоже в этих краях культивируется.

Постепенно картинка меняется, появились пальмовые рощи. А это значит, что мы подъезжаем к Мохеджо-Даро.

Вот и главная проходная этого важнейшего исторического памятника. Но о нём в следующем рассказе.