Началась война. Запланированная 2-х недельная Португалия накрылась из-за отмены полетов, и ощущение потери в октябре прошлого года стало таким острым, что находиться дома не было никаких сил. И я уехала туда, куда уже и не собиралась никогда, и где меня трудно было бы чем-то удивить. Но какие-то другие силы, которые отвечают за наш внутренний мир, поняли, что мне не нужно удивления от новизны, и не нужно ярких ощущений, нужна лишь предсказуемость общения со старым знакомым, от которого не ждешь сюрпризов, чтобы не нагнетать нового напряжения, а наоборот, чтобы отпустили существующие зажатости и тревоги.
Побывав до того в Праге 4 раза, я ни разу не испытала того полного обоюдного с ней проникновения, что случилось прошлогодним ноябрем и до меня наконец-то дошл смысл слогана «Романтическая Прага». Ее романтика это не «вздохи не скамейке, и не гулянье под Луной», хотя и этого никто не отменял, а мягкая аура, способная излечить и поддержать в нужный момент, только вот места для этого нужно выбирать соответствующие.
И тогда, когда бронировала гостиницу на одну ночь, т. к. остальное время поездки намеревалась провести в Карловых-Варах, я вспомнила самый душевный момент из четырех визитов — второй предрождественский, где мы: бодрая моя дочь и я полу-больная сидели, завернувшись в пледы в Страговом монастыре, и пили горячие чай и глинтвейн.
Вот к этому ощущению меня и тянуло, и я даже гостиницу заказала на территории монастыря, но потом, скаредничая, пожалела какую-то мизерную сумму разницы и перезаказала на рядом-расположенный «Савой», прельстившись громким именем и все-таки экономией.
Раскаялась я мгновенно, как только вошла в холл, а затем и в номер выбранной гостиницы, поняв, что лучшие савойские дни закончились лет так 20 назад. И как бы в насмешку, когда уже бродила по территории монастыря, и увидела сквозь приоткрытое окно содержимое номера «монастырского» пристанища, в голове прошмыгнула фраза:«жадность фраера сгубила».
Но позавтракав плотно и весьма не плохо, я, побродив немного вокруг гостиницы, где на наткнулась на необжитое и где-то даже инфернальное здание,
уравновешиваемое статуей Яна Непомука,
пошла осматривать Страгов монастырь, т. к. во время нашего с Елизаветой туда визита, мы ограничились только хлебом насущным.
И с первых минут под слоистым пражским небом меня начала окутывать нежнейшая атмосфера, словно все свободные на этот момент феечки слетелись, чтобы покачать условную колыбель, с моей плотно запеленутой измученной душой.
Из того, что святого Яна Непомука в Чехии, да и на всей территории бывшей Священной Римской империи сильно почитают, можно было бы заключить, что и Страговский монастырь освящен в честь него, и его же светлый каменный лик взирает на проходящих с барочных ворот. Ан нет.
Не обнаружив звездного евросоюзного нимба над головой святого, а также на похожей фигуре навершия колонны, что посередине монастырского двора, я села на скамейку, и чтобы не ходить совсем уж необразованной, углубилась в жизнеописание некоего святого Норберта.
Имя в голове осело сразу, т. к. ассоциировалось с новорожденным драконом, которого Хагрид выбрал себе в «сыновья».
Августинцы, бенедектинцы, францисканцы, цистерцианцы… А слышали ли вы когда-нибудь про католический орден неких премонстрантов? Вот и я нет. А тем не менее в XIV веке он владел 1300 монастырями по всей Европе. Даже в далекой, островной Англии их было 35 штук.
А основал его этот самый св. Норберт в первой четверти XII века. Он, как это часто случается, был человеком светским, сладко пил, сыто ел и спал на мягких перинах, чему способствовала и потворствовала должность главного раздатчика императорской милостыни того самого Генриха V, что боролся с папой Пасхалием II за инвеституру.
Но тут: «Чу!», явилось ему знамение, на мой взгляд весьма спорное: лошадь в грозу на дыбы встала, которое он принял за Божественный промысел. Ну и понеслось: аскеза, жертвование личного имущества на основание аббатства и сан священника. И все это вылилось в основание им нового ордена тех самых премонстрантов (от аббатства Премонтре во Франции).
Устав этого ордена основывался на уставе августинцев, а также подвергся некоторому влиянию цистерцианцев, т. к. Норберт Ксантенский был дружен с Бернардом Клервосским. Но если августинские монастыри во времена Реформации часто примыкали к протестантизму, то премонстранты остались верны католичеству, из-за чего потеряли большую часть своего не только могущества, но и имущества.
Сам же Норберт дослужился до чина епископа Магдебурга. Служение было весьма не спокойным: на его жизнь дважды покушались, магдебургцы нового епископа признавать не только не спешили, но и бунтовали против его нововведений, за что поплатились интердикцией. Только после этого, кому же хочется в те времена существовать отлученным от церкви, горожане пошли на попятный.
При всей кипучести событий, сопровождаших начало второго тысячелетия, Норберт, стремясь все же к миру и равновесию, как внешнему, так и внутреннему, способствовал примирению сторон в той борьбе, что нам знакома больше всего, как противостояние гвельфов и гиббелинов, а именно заключению мирного договора между папой Иннокентием II и императором Лотарем III 3 июня 1133 г. в Риме.
По дороге из Рима в Магдебург епископ заболел и 11 июня помер в 54 года, что по тем временам было весьма солидным возрастом. А может и отравил кто.
Но самое интересное, что канонизировали его только спустя 450 лет, что согласитесь весьма странно для основателя такого могущественного ордена. Вот друга его — Бернадра Клервосского канонизировали через 2 десятилетия после смерти, а тут как-то не понятно, хотя вроде он и являл чудеса от имени Божия, но скорее всего не очевидные.
Но как бы то ни было, мощи его из уже протестанстского Магдебурга переносят в 1622 году куда? правильно, в Страговский монастырь, который был передан премонстрантам практически сразу после основания в 1140 году чешским князем Владиславом II и его женой Гертрудой.
Само же название монастыря не имеет никакого отношения ни к святому, ни к ордену им основанному. Просто это был пограничный монастырь на подступах к Праге. Стража, она и в Чехии стража.
Купив билет в библиотеку,
коей монастырь славен в веках и которая при императоре Иосифе II (старшем брате Марии-Антуанетты) обитель спасла, т. к. открытие ее широкой публике, позволило тогдашнему аббату доказать и показать полезность подведомственной организации обществу и стране.
Визит свой я решила начать с монастырского клуатра,
В следующей комнате на потолке было нечто нежно-бирюзовое и какие-то портреты.
Но когда я из нее выходила, на меня зашумел рабочий-ремонтник, что мол нельзя и иди отсюда. А почему нельзя, если нет никакой таблички и заграждения, он мне объяснить не смог.
Ну как бы и ладно. По любому клуатр был неожиданным и приятным бонусом, а главной была библиотека. То, что мы видим сейчас, внутри и снаружи — принадлежит веку XVIII. Именно тогда здание перестроили из бывшего амбара, чтобы впустить всех страждущих приобщиться к библиотечной мудрости.
Внутри 2 зала: Философский
и Богословский.
В прилегающем к залам коридорчике выставлены глобусы как Земли, так и звездного неба.
Еще макет парусника, который, если судить по проработке деталей, является работающей миниатюрной копией. Книги по астрономии и прочие мелкие штучки. Все это заканчивалось трамплеем, приятным, но не замысловатым. Выйти «в сад» через него не хотелось.
Библиотека, разумеется не раз горела. В 1248 году полностью с монастырем из-за непогашенной монахом свечи. В сердине XVII века, в ходе Трицатилетней войны ее фонды захватили шведы и 19 ящиков книг были перевезены в Упсалу и Стокгольм.
В настоящее время в ней 130 тысяч книг, не считая рукописей и графических листов.
Десертом у меня, правда, стала Базилика Успения Девы Марии. Ее начали строить одновременно с закладкой всего монастырского комплекса, и вместе с ним она претерпела все беды и напасти, а затем обновления и реконструкции.
Очень характерная для стран Великой Римской империи окраска куполов в купоросный зеленый. Внутри нарядно и красиво и закрыто на ажурную решетку, что характерно уже для чешских церквей.
На этом обязательную программу я сочла выполненной и пошла искать тот вид, созерцание которого и привело меня в Страговский монастырь. Но нашла я только заброшенный ресторан и понятия не имела, что делать со всем этим дальше.
Время приближалось к полудню, к монастырской пивоварне начал подгребать народ, но пива мне совсем не хотелось и поразмыслив пару минут я начала обходить территорию по периметру, пока не вышла к монастырскому саду.
Где желтела, еще не потеряв роскошный парчовый наряд, старая липа.
А сам монастырь плыл над временем и людьми подобно роскошному белому океанскому лайнеру.
И вид на Прагу не заставил себя ждать, возможно это было не то самое место, где мы тогда сидели с Лизаветой, а может за столько лет уже все несколько раз поменялось, но красоты это не умоляло.
Предприимчивый дяденька продавал магниты. Я опять поскаредничала, а может просто где-то внутри уже есть стопер — не покупать в поездках сувениры. Но эти миниатюры впрямь были весьма хороши. Так что жаль, что не отступила от своих правил.
Стоя на смотровой и раздумывая, чем мне заняться следующие 5 часов, было уже подумала отправиться в Вышеград,
но увидела стрелку, указывающую в право и надпись на ней «блуд(н)ицы». Заинтригованная, хотя где-то внутри уже понимала, что речь идет не о нескромных девицах, а о лабиринте, пошла в обозначенном направлении, конечной точкой которого был Петршинский холм с одноименной башней, где я до сих пор не удосужилась побывать.
Дорога была совершенно упоительной, не смотря на какое-то неимоверное количество ступенек. Но шаг их был мерный и было во всем этом пространстве что-то зачарованное.
Ласковый день, в котором едва угадывался вчерашний дождь, но где-то по углам уже чувствовался холодок зимы.
Казалось, что забравшись на 300 с небольшим метров я не обнаружу ни одну живую душу, т. к. на лестнице меня никто не обгонял и не шел навстречу. Но не тут-то было. Вернее было. Суббота была.
И народ семьями устремился на условную природу, находящуюся практически в центре Праги. Они или поднялись на фуникулере, или пришли какой-то другой дорогой.
В первые годы после возведения подъемника он работал не на электо-тяге, т. к. электричества для бытовых целей как такового не существовало, а был снабжен механическим двигателем на водной тяге.
Была какая-то странность при том буйстве еще не опавшей листвы видеть рядом с башней почти голые деревья. Прообразом этого чуда инженерной мысли послужила, разумеется, Эйфелева красотка. Местная знать увидела ее на вставке в Париже и загорелась заиметь собственную по образу и подобию. Но Прага не Париж, и Петршинская башня вышла и весом пожиже, и ростом пониже, хотя сами чехи говорят, что она повыше, т. к. стоит на холме.
Можно подняться на башенную смотровую, но т. к. лифт там предоставляется пожилым и детям, а остальные топают 299 ступенек ножками, причем за свои деньги, я решила не испытывать судьбу, доказывая, что уже вполне себе пенсионерка. Посидела в кафе на нижнем этаже, съела чизкейк и пошла искать «дом терпимости» с блудницами.
Как и предполагалось — это был всего лишь лабиринт. Такая кибитка в псевдо-готическом стиле, но симпатичная.
И три поворота в зеркальном коридоре, тоже миленькие, хоть и незатейливые,
как и панорама битвы пражских студентов со шведскими солдатами Это, наверное, события того времени, когда шведы из Сраговского монастыря книжки потырили.
Деньги были потрачены зря, лучше бы я магнит купила на смотровой.
Времени оставалось еще вдоволь, чтобы прогуляться по холму, пространство которого, прямо скажем, организовано не скушно. Любят чехи сваливать все в одну кучу: храмы, лабиринты, пивнушки, ротонды, часовни.
Даже остановки Крестного пути Христа были, но их как-то стыдливо расставили по периметру, тылом к гуляющим.
На холме, помимо башни есть еще одна доминанта — Собор св. Лаврентия (Варжвинца). Ничего чешская версия не напоминает?
В дохристианские времена здесь был языческий храм посвященный Перуну. Чехи, как и русичи со старыми божествами расставаться не спешили. Но правящая династия была уже христианизирована и Болеслав II приказал капище сжечь, а на месте поставить храм, освященный в честь этого самого Варжвинца-Лаврентия, который умер мученической смертью на решетках жаровни и является на сегодняшний день покровителем поваров. Я всегда подозревала, что у чехов чувство юмора весьма специфическое.
При Иосифе II собор приходит в запустение, видимо не сумел доказать свою полезность, в отличие от того же монастыря, и восстанавливают его уже в наши дни практически, в конце ХХ века.
Но, а мне было пора в обратный путь. Шла я вдоль оборонительной стены, которую называют «Хлебной» или «Голодной». Почему такие противоположные акценты? А это в зависимости от того кто называл: оптимист или пессимимст. Шучу. Строили сооружение при Карле IV, во времена голодомора и тотальной безработицы. Именно император затеял это строительство, чтобы хотя бы кормить рабочих до сыта, но и свою выгоду не забыл, т. к. денег им не платили.
Именно именем этого Карла, который считается самым выдающимся чехом всех времен и народов, назван Карлов мост.
Вокруг было столько опавших листьев! Мужичок слувал их с дороги ветродуйкой и они отправлялись с его помощью в свой последний хоровод.
В задумчивости спускалась там же, где и поднималась. С такой Прагой мне совсем не хотелось расставаться. Грело лишь то, что в Карловых Варах ожидался вообще вегетативный отдых.
Но тут за спиной послышались молодые голоса и несколько парней как-то чересчур громко заговорили на незнакомом языке. Показалось, что это голландский.
Вот не доверяю я северным народам, особенно когда они выезжают за пределы своих медитативных стран и тогда, когда заходят с тыла. Поэтому шаг ускорила, но добравшись до смотрой, притормозила.
Узкий солнечный луч, как лезвием, прорезал толщу сизых облаков. На мгновение, буквально на минуту…
***
Кстати, я так и не выяснила у гугл-переводчика, как правильно нужно было: блудницы или блудицы. Пусть это останется тайной, которых этот славный и тонко чувствующий город, хранит еще не мало. И возможно, когда-нибудь мне опять их захочется разгадать.